На правах рукописи

Через три войны к нашим Победам

История и личности


Портрет П.А. Катенина. Худ. М.Базанков
Портрет П.А. Катенина. Худ. М.Базанков


1.   ИЗ КОЛОГРИВСКОГО УЕЗДА ДО ПАРИЖА…

                                                                          

Через столетия приходит  и кажется остро необходимой мысль о том, что не стыдно быть приятелем честного человека или защищать его в правом деле. Если мы хотим, чтоб наше мнение имело вес, мы должны говорить его прямо и твёрдо. Такие мысли  не поглощает быстро текущее время, они возвращают память к судьбам личностей незаурядных, закономерно вплетённых в многоцветный и трагический ковёр истории. «Как лебедь восстаёт белее из воды,/ Как чище золото выходит из горнила,/Так честная душа из опыта беды…» Частный опыт  прошедшего  через борьбу и гонения обозначает сущность человека, достойного нашего благодарного почтения. Он, Павел Александрович Катенин, наделенный необыкновенным умом, блистал превосходным образованием. Память его была изумительна. не было всемирного исторического факта, который бы он не мог цитировать со всеми подробностями, в хронологии никогда не затруднялся. Хорошо ориентировался в калейдоскопе мировой истории. На основе отменного домашнего образования  обрёл авторитет живой энциклопедии, смелого, саркастического, жгучего остроумия и красноречия

Родился  этот энциклопедист в глухой провинции. Отец из древнего рода служилых дворян, мать особого – полугреческого происхождения. Детство провёл в родительской усадьбе Шаёво Кологривского уезда, где прожил в общей сложности более 30 лет. На службу приглашён рано – еще шестнадцати не исполнилось,  когда подвизался в  департаменте министерства народного просвещения; в восемнадцать – портупей-прапорщик в лейб-гвардии Преображенском полку. Храбрый боевой офицер. Отличился в битве при Бородине,  и далее – при Люцене, Бауцене, Кульме , Лейпциге и под стенами французской столицы.. Храбрость молодого офицера отмечена орденом св. Владимира 4-й степени и прусским – Железного Кульмского креста. Два месяца 1814 года  провел с преображенцами в Париже, кроме прочих занятий увлекался театром, узнал знаменитостей тогдашней парижской сцены. В  1816 г. он был уже штабс-капитаном. В 1818 – полковником, далее  блестящая карьера двигала в генералы.

    Начиналась незаурядная творческая судьба. В первой четверти девятнадцатого века Катенин – поэт, критик, драматург, переводчик, театральный деятель. Друг Пушкина и Грибоедова., Кюхельбекера и других знатных личностей того времени играл заметную роль в формировании общественного мнения. В донесении агента третьего  Отделения был назван «оракулом Преображенского полка, регулятором полкового мнения и действий молодых офицеров». Он же – яркий полемист, возмутитель спокойствия, «опальный изгнанник», «изгой», «шаёвский и кологривский затворник»…Однако в начале  1833 года вместе с Александром Пушкиным утверждён академиком Российской академии по словесности, производит «там большой шум, оживляя сим сонных толмачей…»


*          *          *

Многоцветный ковёр истории выткан трагическими событиями, проявленными в них характерами личностей незаурядных, память о них не поглощает быстротекущее время.

    Чтобы вглядеться без предвзятости в судьбу творческого человека, окликающего нас через века, необходимо пройти воображением по доступным фактам через  бывшие родовые усадьбы на межевских координатах Кологривского уезда. История и  родные пенаты меня интересовали с давних школьных лет, потому земля эта  пройдена вдоль и поперёк в стиле индивидуальных экспедиций.  Интерес был возбуждён через литературу рассказами учителя словесности Геннадия Васильевича Румянцева: в голодные послевоенные годы он  поддерживал наш дух былями о земляках «с характером».

    История высвечивает необходимых достойных людей, память о них укрепляет патриотические чувства и наше воображение событий давно минувших дней по биографиям, понимая  давнее жизненное настроение молодых соотечественников.

    Сложны исторические противоречия. Властителей обуревает «жажда» к мировому господству. Наполеон явно стремился.  В войне 1812 года экономические причины  были главными. Буржуа из Франции смотрели на ресурсы России с жаждой получить свободный доступ. Дипломатическая и военная подготовка к войне началась задолго до появления  «Великой армии»перед границами Российской империи. По свидетельству наполеоновского мемуариста Арман де Коленкура,  переговорщик Лу де Нарбонн  своими словами передавал сказанное императором Александром: «Я не обнажу шпаги первым. Я не хочу, чтобы Европа возлагала на меня ответственность за кровь , которая прольётся в эту войну».

    В предвоенную зиму барская Москва да и другие города предавались увеселениям. Балы, маскарады, шумные вечера, литературные «посиделки». Но по весне всюду заговорили о военных приготовлениях. И вскоре громом с ясного неба – рескрипт: «Французские войска вошли в  пределы Российской империи». Перед грозой всё переменилось. Главное – защита Отечества. Студенты оказались в офицерских мундирах. Патриотический подъем всколыхнул все слои общества, в авангард встали породнённые творческие люди. Разными путями двигались на поля войны друзья, «соперники» по творчеству, земляки Павла Катенина.  В  ополчение пошёл Пётр Вяземский, был участником Бородинского сражения. Автор будущей комедии «Горе от ума»Александр Грибоедов, оставив подготовку к докторским экзаменам, вступил в Семёновский полк, там же оказались братья Чаадаевы, Щербатов, Якушкин..  Волны народного моря накатывались, Москву «затопили» ополченцы, всюду встречались простые крестьяне, двигались к заставам дворянские обозы…

    Общенародная беда ускоряет формирование  патриотического настроения.  Каждая личность выстраивалась «по кирпичикам» от родового происхождения, от особенностей исторического периода, под влиянием природы, быта, нравов, обычаев, специфики интересов. Проще говоря, немаловажное значение имеет то, откуда человек родом, в каких условиях формируются его убеждения. Любопытно представлять отношения между людьми в далёком прошлом. С годами, по личному опыту знаю, все чаще возникает желание вглядеться, понять, установить «связь времён». Всех земляков хочется соединить по некоторому сходству, никого нельзя обойти памятью.

    Испытавшие радость Победы в 1945 году, мы, школьники, горделиво звенящими голосами декламировали «Бородино» Михаила Лермонтова и «Василий Тёркин» Александра Твардовского. Педагоги в меру возможного сравнивали для нашего восприятия две Отечественные войны рассказами о стратегических  битвах и сражениях,  описанием партизанских атак, действий крестьянских ополчений с фактами находчивости. Мы узнавали много сверх предусмотренного школьной программой – это удивляет. Слышанное ранее на уроках нахожу в книге  упомянутого французского мемуариста «Поход Наполеона в Россию», разумно изданной в 1943 году на переломе войны с фашистами..  Беру единственный пример из многих подтверждающих. Французы укрылись отдохнуть и подкрепиться  в городе Вильно. Русские пехотинцы подошли с несколькими орудиями, поставленными на полозья - так сказать, по-крестьянски на санях подкатили  к вражеским постам. И без стрельбы напугали их. «В конце концов, - писал Арман де Коленкур, - беспорядок дошёл до того, что пришлось эвакуировать Вильно» (стр.356). Подобные беспорядки  всё чаще охватывали завоевателей после Бородинского сражения. Благодарно вспомним тысячи крестьян в солдатских шинелях. Тогда большинство ( 95%) жителей самого «просторного»  государства в мире распределялось по земле в деревнях. Уникальная   эта  империя  имела две столицы: административная – Петербург, историческая, «первопрестольная» – Москва.

    Обострялись и другие «проблемные» сложности в противостоянии  на пути французов  от Немана до Бородина. Обращаю внимание на одну из них. Войска захватчиков продвигались форсированным маршем с нацеленным ударом в сторону Вильно. Там в это время более месяца находился «венценосный стратег», прибывший в Литву с весьма важными инспекционными целями. «Александр прибыл в Вильно, - писал молодой офицер  А. Н. Муравьев о прибытии, - с огромною своею главною квартирою, с дипломатами и иностранцами, между которыми сумасбродные прожектёры Фуль, Вольцоген и другие. Множество канцелярий и прислуга наводнили город, и начались разного рода интриги до такой степени, что главнокомандующий (1-й армией) Барклай-де-Толли, человек честный, благородный и холодный, часто приходил в отчаяние: проекты за проектами, планы и распоряжения, противоречащие друг другу , и всё это сопряжённое с завистью и клеветою».

    Но был народ – главная движущая сила. Был стратегический опыт от Суворова и  Кутузова. Был день Бородина 26 августа - сей день, по словам  главного полководца, пребудет вечным памятником мужества и отличной храбрости российских воинов, где вся пехота, кавалерия и артиллерия дрались отчаянно. До конца войны было ещё далеко, но невиданная схватка обозначила провал Наполеона, идущего с расчётом на одно «генеральное сражение». Завоеватели в интересах крупной буржуазии за несколько лет покорили большинство государств Европы, но на пути «властелина мира» стояла Россия, уже спасавшая Европу от бесчисленных набегов из Центральной Азии.

    Общий ковёр истории под действием объективных законов все-таки имеет особенности событий, обусловленных проявлениями человеческой воли, борьбой страстей, талантом или невежеством деятелей, нацеленных на те или иные свершения. Изучение  трагического военного опыта  укрепляется знанием конкретных действий обыкновенных людей  по всем дорогам заманивающего отступления  «ускользающей русской армии» и позорного бегства французов после разгрома.  Слёзные мечтания Наполеона  «о мире» по басне Ивана Крылова   «Волк на псарне» из 1812 года мы  навсегда запоминали. «А потому обычай мой/ С волками иначе не делать мировой…» В дальнем победительном  походе до Парижа создавали настроение  именно  острые басни. Этот жанр привлекал творцов, склонных к  нравоучительной дидактике .Басни читали, даже писали и участники боевых действий: Фёдор Глинка, Пётр Вяземский, Денис Давыдов.  Литературные связующие подробности обогащали наше воображение и создавали ощущение Великой Родины от наших  детских тропинок  через былые  усадьбы  Фигнеров, Толстых и Катениных до самых дальних границ. Думаю теперь, обстоятельно изучали мы отечественную историю.

    Говорили о войне 1812 года и узнали, что Наполеон обещал крупное вознаграждение за голову Фигнера. Партизан Отечественной  войны Александр Самойлович  после окончания кадетского корпуса находился в действующих армиях за границей, участвовал в походах против Турции. Талантливый боевой командир (хорошие артистические данные и свободное владение французским, итальянским, немецким  языками) совершал легендарные подвиги. Он переодевался в форму офицера наполеоновской армии, проникал в расположение врага и добывал разведывательные данные. Несколько дней находился в оккупированной Москве с небольшим вооруженным отрядом жителей, намеревался пробраться в Кремль и убить Наполеона.. Но был отозван командованием и возглавил партизанский отряд. Когда отступали французы из Москвы, два отряда – Фигнера и Сеславина отбили транспорт с драгоценностями. Полководец Михаил Илларионович Кутузов так характеризовал  Фигнера: «…Это – человек  необычайный. Я такой высокой души ещё не видал, он фанатик в храбрости и патриотизме, и бог знает, чего он не предпримет». Было и такое: в 1813 году под видом итальянца Фигнер проник в Данциг и пытался возбудить население против французов. Когда схватили,  посадили в тюрьму,  сумел выкрутиться – выпустили за недостатком прямых улик. А затем вошёл в доверие  к коменданту крепости Раппу до такой степени, что ему было поручено важное донесение к Наполеону, которое, конечно, попало в главный штаб русских войск.

Опытный разведчик погиб в 26 лет. Уходя от преследования вражеской конницы, не смог переплыть Эльбу. В книге «Денис Давыдов – партизан 1812 года» автор М. Рожкова с достаточной основательностью утверждала, что Лев Толстой в романе «Война и мир» изобразил Фигнера в лице Долохова, воспроизвёл некоторые действительные боевые эпизоды из биографии героического партизана. Эти подробности сейчас нужны для того, чтобы высказать предположение о родстве характеров , сформированных под влиянием совпадающих условий возрастания незаурядных личностей. Особенности характеров сходятся проявлением в различных ситуациях, в которых оказывались и другие земляки. Потому наше движение  тропинками через былые усадьбы  поддержано гордым чувством  родства и любовью к единственной неповторимой земле, откуда  в большой мир призваны…

*          *          *

В шестой части родословной книги костромского дворянства внесён древний служилый род Катениных, обозначенный наследственной принадлежностью имения в течение почти пятисот лет. Село Клусеево  было пожаловано Кузьме Гавриловичу Катенину за усердную службу в 1446 году и передавалось по достойной линии. Многие предки Катениных занимали видные посты, проявляли себя и на воинском поприще. Дворянское поместье в длительном владении одного рода сосредотачивало культурные, патриотические бытовые традиции, фамильные архивы, художественные галереи с портретами  представителей рода в массивных золоченых рамах  и картинами по историко-мифологическим сюжетам. Родовитость, приметы незыблемых  семейных устоев  касались каждого наследника и оказывали влияние на духовный склад Потомки чтили ратную доблесть, передавая из поколения в поколение. Мать юного Павла Катенина, узнав, что сын от светской службы  перешёл на военную, перекрестилась: «Благодарю тебя, Боже, я узнаю в нём сына моего!»

  Специалисты находили родовые «черты» по воспоминаниям современников о жизни в усадьбах: Клусеево, Бореево- имение родителей Павла Александровича, Колотилово и, конечно, Шаёво, вошедшее при образовании районов в состав Межевского. ( «…и не забудьте Шаева в Кологривском уезде,» – из письма П.А Катенина  Н. И .Бахтину. (Январь 1825 г. Кострома).  На день рождения он  «встречал гостей – 50 человек, съехавшихся…на 11 число, коих приезд начался 9-го, а только …13-го последние в обратный путь пустились…»  ( Из письма тому же адресату.) Гостеприимство его распространялось на всю округу и, по мнению исследователей, средь гостей присутствовали все добрые соседи: Жуковы, Майковы, Погожевы, Пяткины, Хвостовы, Фигнеры, Опухтины,  и Толстые – с ними он «поддерживал  более тесные, чем просто соседские, отношения».

  Глубинная российская история, укоренённая казалось бы в  неприметной земле,  богата естественным слиянием с окружающим миром ,  воспитывающей, поднимающей по родовым лестницам  своенравных и самобытных людей. Не потому ли в заботах о следующих поколениях знаменитые служилые люди, выходя в отставку, приезжали  поддерживать, укреплять наследственные имения.  Так граф Иван Андреевич Толстой, внук известного сподвижника Петра I (П.А.Толстого), отслуживший в лейб-гвардии Семёновском полку, в положении «отставника» поселился  в имении жены Анны Фёдоровны, урожденной Майковой – в селе Никола, где и была усадьба графов Толстых, обозначенная  чудесным парком   вековых берёз и лиственниц.  Его брат Илья оказался родным дедом Льва Толстого; другой брат Пётр – дед Алексея Толстого. Желающие могут поинтересоваться ветвями еще трёх братьев. Сейчас важно вспомнить сынов Ивана Андреевича – Фёдора и Януария , с ними был близко знаком Павел Катенин. Дотошные исследователи до сих пор открывают  неизвестные факты краеведческой истории – это неравнодушие похвально.

В связке рассуждений о личностях упоминаю ещё одного человека с «характером» – сильного и страстного Фёдора Толстого. Он, жестокий проказник и дуэлянт, один из представителей особенно живучего дворянского рода, в 1803 году в свите Рязанова отправился в кругосветное путешествие. Помнится наше школьное удивление: вот здорово! Не какой-то дальний Колумб или другой путешественник, а наш земляк – такой смелый! Как же обидно было узнать, что дерзкого проказника  высадили на малоизвестный остров – выживай как хочешь. Но вернулся он в Россию через Америку «алеутом». Позднее в книге «Фёдор Толстой  - Американец» нашёл я такие строки: «Кто знает, может быть при другом воспитании и в другой среде его странность и его выдающиеся способности обратились бы на другое дело, на полезную работу и на служение людям».

Полезной работой и служением, как наш Катенин, отличались многие соседи по Кологривскому уезду. Родными были эти места и для Михаила Александровича Фонвизина, родственника знаменитого драматурга. Отличился он в сражениях в Бретани. Однажды попав в плен, сумел поднять восстание и с отрядом пленных завладел целым городом. Из дальних заграничных походов вернулся генералом, но с убеждением в несовершенстве строя России и потому примкнул к декабристам, входил в Союз Спасения, в Союз Благоденствия и  Военное общество. За что и арестовали, сослали в Сибирь, где пробыл почти 30 лет. К нему в Тобольск приехала жена. Его дом обеспечивал встречи декабристов.

Конечно же,  сейчас нельзя обойтись без нашего земляка - известного литератора Алексея Писемского, В его романе «Люди сороковых годов».(1869 г.) есть человек широко образованный, острый на язык и крайне строптивый, прослывший по всей губернии за большого вольнодумца и насмешника. Это Александр Иванович Коптин, отставной генерал и забытый литератор, речами и манерами напоминает он « с одной стороны, какого-то умного, ловкого светского маркиза, а с другой – азиатского князька!» Читатели поначалу не узрели за портретной точностью Коптина одного из видных и авторитетных литературных деятелей – поэта, драматурга и критика Павла Катенина, того самого, который в русской поэзии занимает, безусловно, самостоятельное место.

  Кроме того, надо учитывать его причастность к нескольким творческим судьбам. К судьбе Писемского – тоже. Что касается влияния ветерана и поклонника французского псевдоклассицизма   на студента - будущего писателя-реалиста , то надо предполагать заинтересованные  встречи и дискуссии, доказательные противоположные по убеждениям  чтения. Писемский слушал какую-нибудь трагедию, но «одаривал» Катенина  повестью или комедией Гоголя. (Усадебное соседство позволяло часто встречаться). Специалисты утверждают, что Писемский обязан  Катенину и сценическим талантом – «тем удивительным уменьем владеть собой, тою удивительно отчётливою и сдержанною интонацией голоса, которою мы любуемся в те минуты, когда он читает нам трагические места из своих произведений». (Соч. Б.Алмазова, Т.3. М. 1892,  с. 403-405.)                                     

*          *          *

«- Скажи-ка. дядя, ведь не даром/ Москва, спалённая пожаром,/ Французу отдана?»

В шестой книжке журнала «Современник» (1837 г.), который  издавал А. С. Пушкин, а после его гибели продолжали В.А. Жуковский. П.А. Вяземский, В.Ф. Одоевский и другие, опубликовано «Бородино» Михаила Лермонтова. Действительно, есть имена и есть такие даты – они нетленной сущности полны… Имена и даты определяют дыхание памяти.. Отечественная война 1812 года – трагическое испытание личных качеств  каждого участника сражений у стен Смоленска и Малоярославца, на полях Бородина и Тарутина, в заграничных походах русской армии. Она же оказала огромное влияние на внутреннее развитие России: на экономику, культуру, политику, на рост национального самосознания. Молодые офицеры (многие в возрасте до 20 -25 лет  говорили о себе: «Мы были детьми 1812 года)  стали единомышленниками по насущным проблемам жизни. Заграничные походы сплотили представления о народе, разбудили мысли о Родине, о жизни униженных крепостным правом. Лучшие офицеры оказались под особым настроением. «Я из-за границы возвратился уже с другими, новыми понятиями, - писал В.Ф. Раевский. – Сотни тысяч русских своею смертью искупили свободу целой Европы». 

 «Дней Александровых прекрасное начало» давало надежды на будущее устройство.                                                                     

    Стихотворением «Грусть на корабле» в 1814 году заявился  Павел Катенин - самобытный поэт вышел к читателям после возвращения из заграничного похода, хотя дебютировал в литературе на четыре года раньше. Пребывание «по службе» в Париже и впоследствии посещение  этой столицы всей Европы в качестве просвещенного, любознательного туриста не могли не повлиять на склад ума, на образ мыслей Катенина: чуждый «вольнодумства», он усвоил «свободомыслие», подчинённое одним только законам чести и логики, но не всегда был осторожен в выражениях, даже при исполнении уставных служебных обязанностей.

Однажды за «вежливый»  ответ  было предложено Катенину подать в отставку. Да и только ли за это? Честная душа с давних пор  нередко оказывается виноватой не только в армейской субординации.  Мемуарист  Филипп Филиппович Вигель (1786-1856), сын военного чиновника и бедной дворянки, воспитанный «на чужих хлебах», имеющий характер неуравновешенный, желчный,  в своих «Записках» по каким-то тайным соображениям давал  весьма субъективную характеристику нашему упрямцу: «военный стихотворец», «офицерчик», «мальчик» вечно кипел, как кофейник на конфорке». Он цепко следил за ним, думается, не случайно. Яркая индивидуальность и блестящая эрудиция вызывали особую неприязнь Вигеля, не прощавшего очевидное превосходство над собой. «Записки», преисполненные сарказма, агрессивных выпадов, мелочной мстительности, порицают Катенина  и в личном, и в общественном плане. Верноподданный наблюдатель писал: «Раз случилось  мне быть в одном холостом довольно весёлом обществе, где было много и офицеров. Рассуждая между собой в особом углу, вдруг запели они на голос слова известной в самые ужасные дни  революции ( французской 1789 г. – М.Б.) песни. ... Богомерзкие  слова её, переведённые надменным и жалким поэтом полковником Катениным, по какому-то неудовольствию недавно оставившим службу. Я их ни затверживал, ни записывал; но они меня так поразили, что остались у меня в памяти…» Долгое время текст  был известен лишь в передаче Вигеля, у которого, по его словам, волосы дыбом встали от «богомерзской» песни:

                                Отечество наше страдает

                                Под игом твоим, о злодей!

                                Коль нас деспотизм угнетает,

                                То свергнем мы трон и царей.

«Заметив моё смущение, -  продолжал записывающий наблюдатель, - некоторые подошли ко мне и сказали, что это была одна шутка и что мысли их вовсе не согласны с содержанием этой песни. Я спешил поверить им и сам себя успокоить».

Вигель и ему подобные были последовательны в неподдельной ненависти, ловко обеспечивали «надлежащие меры». Но есть и другие воспоминания. Свидетельствовал Петр Петрович Каратыгин, потомственный актёр: «Грибоедов был неизменным  другом Катенина и Андрея Андреевича Шандра; в его отношениях к обоим литераторам ясно выразились и прямой, благородный нрав, и редкое сердце автора «Горя от ума». В самой складке ума и характера Грибоедова и Катенина было много общего: они оба являли в разговорах, в их служебной деятельности, в общественных отношениях многие и самые разные черты характера Чацкого. О службе Катенин имел полное право сказать: «Служить бы рад, прислуживаться тошно», - в лучшие годы жизни он потерпел много горя от ума пылкого, впечатлительного, восприимчивого. В литературе Катенин не хотел преклоняться пред фамусовыми – вроде Ф.Ф. Кокошкина, Н.И. Гнедича или князя А.А. Шаховского и был оттёрт ими от сцены, для которой мог бы стать первоклассным писателем».

 В Петербурге существовал кружок писателей, любителей и знатоков литературы, театра, лучшей западной драматургии. Встречи проходили у Катенина, душою этих бесед был он сам – обеспечивал оживлённые  разговоры. Этот кружок оказывал заметное  влияние на развитие отечественной словесности и русского театра. На исходе двадцатых годов поэт и театральный  критик воспротивился французскому романтизму, начал переводить трагедии- хроники, чтобы, по его мнению, дать новое направление театральному вкусу, вкусу публики и литературы. И всё-таки были «помехи – цензура и престарелые поклонники классицизма, возмущавшиеся при мыслях о трагедиях Шекспира, в которых. «вопреки завету старины, весьма часто торжествует ненаказанный порок и страждёт угнетённая добродетель».Но особую литературную критику Катенина всегда уважали Пушкин и Грибоедов…

Летом или осенью 1817 года наш земляк оказался во главе одного из двух отделений тайного Военного общества – промежуточной организации между «Союзом Спасения» и «Союзом Благоденствия» (второе отделение возглавлял Никита Муравьёв) - подтверждено показаниями  П.И. Пестеля, И.Д. Якушкина, Л. А. Перовского. Не располагая прямыми суждениями Катенина  по общественно-политическим вопросам, все-таки можно представить трагедийную сторону этой творческой судьбы. Не трудно увидеть, что поэт отваживался и на смелые выступления в печати. Например, в журнале «Сын Отечества» (март 1818 года) был напечатан катенинский перевод отрывка из трагедии Корнеля «Цинна», в котором выражается политическая позиция, устремление к борьбе против тирании. В монологе говорится, как о славном деле - убийстве тирана. Примем во внимание, что «Рассказ Цинны» напечатали вскоре после обсуждения проекта цареубийства среди «страшно далёких от народа» ( Москва. 1817 г.). 

Документы  подтверждают:  в будущих декабристах оказались более 100 участников войны 1812 г., 65 из них сражались на Бородинском поле. Катенин там же отличился. Но по невыясненным до конца причинам  оказался вне общества «Союз  Благоденствия», может быть, из-за несогласия с принципом «медленного действия на мнения». Политическая биография деятельного человека в ряде важнейших моментов не прояснена, хотя он играл особую роль в декабристских объединениях. (см.: Нечкина М. «Союз спасения»/ Исторические записки 1947. № 23. С. 176-177).

  Под внимательным сопоставлении  дат находятся определённые мотивы. Например, после мелкого скандала в театре (требовалась «зацепка» к каждому, кто был на замечании) генерал-губернатор немедленно дал предписание на определение места жительства для Катенина. Поэта выслали из Петербурга, не давая времени на сборы.. Задержался он в одном из трактиров, чтобы устроить свои дела и распорядиться домашним хозяйством: сдать городскую квартиру, продать экипажи, лошадей, перевезти имущество, мебель, огромную библиотеку в родовое имение. Помогали друзья – они несколько раз навещали «выселенца» в «Красном кабачке». 5 декабря 1822 года проводили его в родовое имение. В ссылке  пробыл почти три года, не выказывая и тени «раскаяния», но соблюдая осторожность в письмах и разговорах, - видимо, не желал быть «отправленным дальше, на восток». И всё-таки прорывались у него резкие суждения о политике ( «Этот инквизиционный дух, эта желтуха»), о цензуре («можно ли сделать что-нибудь сносное в такой несносной неволе…»).

Жительство в родном краю под гласным надзором (ему запрещали въезд в обе столицы) определяло грустное настроение. «О чём писать из Кологрива?.. о надворном советнике, который от скуки убил своего старосту железной плиткой от утюга?..» (письмо Бахтину от 28 января 1823 г.). «Крестьяне здешние с голоду мрут, кормлю  их чем и как могу», - сообщал он «подопечной»  славной драматической актрисе А. М. Колосовой. Мечтал встретиться с ней в Петербурге и сомневался: «Дай  Бог, но вряд ли! Не от меня зависит…, а те, в чьей это воле, захотят ли?… один человек может сказать, когда для меня шлагбаум подымется; спросите-ка его при случае».

Может быть, первая ссылка   была спасительной? В такой и Пушкин оказался.

Вспоминая «роковую бурю» 14 декабря, младший из артистического рода Каратыгиных записал, что  Катенин, Жандр и Грибоедов лично знали участников событий: знали их как писателей,  как людей... Но не погубили себя соучастием с ними. К этой группе людей истинно честных, свободомыслящих, но и благоразумных в особо критических ситуациях, он причислил и Николая Ивановича Бахтина, друга Катенина, впоследствии (1832г.) издателя собраний его сочинений. Может быть, кологривская ссылка бывала спасительной не только для оракула Преображенского полка, почитаемого офицерами за «либерала» от которого они набирались вольного духа?  В  полицейской справке значится: «… вреден своим влиянием... Говорят, что покойный государь знал это и велел ему выйти в отставку». Следует признать влияние на  судьбу, на репутацию чиновной недвусмысленной характеристики,  данной в официальных кругах с ведома Александра 1.

Сложное отношение к этому императору позднее Пушкин выразил в сравнительной уничтожающий  сатире.  Ни «благословенное» царствование Победителя,  смертной казнью  не карающего, ни либеральные реформы, ни открытие лицея, университетов, по убеждениям Пушкина,  не могли уравновесить «единое пятно» на совести  «успешного» императора – убийство отца, через которое правитель взошёл на трон.. В этом «фокусе» проявлялось нерасторжимое для поэта единство нравственных и правовых понятий: законности и чистой совести. Вспомним, за смелость в отстаивании правопорядка через поэзию ( ода «Вольность» и другие стихотворения) Пушкин был изгнан из Петербурга по произволу Александра, а не по суду…Через несколько лет в 1826 году, имея на себе  не только «свою беду», он будет противопоставлять императора Николая его предшественнику с надеждой на лучший правопорядок. И это после Сенатской площади, искренне скорбя об участи повинных в мятеже, согласно принятым процессуальным нормам  казненных и сосланных в Сибирь декабристов. Но на то и гений, чтобы появились строки на века:

                           Беда стране, где раб и льстец

                           Одни приближены к престолу,

                           А небом избранный певец

                           Молчит, потупя очи долу.

Для душевного укрепления повторим: «Горька судьба поэтов всех времён…». Поэты –«Жрецы единых муз;/ Единый пламень их волнует;/ Друг другу чужды по судьбе,/ Они родня по вдохновенью». (Пушкин «К Языкову». Михайловское, 1824). Породненные бедой не забывают друг друга и через века перекликаются. Мы обращаемся к ним за уроками преодоления невзгод, за пониманием самих себя в страданиях, уготованных по замыслам хитросплетений обстоятельств и человеческих отношений.

*          *          *

Знакомство Катенина  с Пушкиным началось летом 1817 года. Познакомил их в театре Гнедич. «Вы его знаете по таланту, - сказал он Катенину, - это лицейский Пушкин». Павел сказал новому знакомому, что, к сожалению, послезавтра выступает в поход, в Москву. Молодой Александр отвечал, что и он вскоре отъезжает в другие края, имея в виду свою поездку в Михайловское.

… Через год слуга доложил, что Катенина ожидает гость: Пушкин, молоденький, небольшой ростом. «Гость встретил меня в дверях. – вспоминал Павел Александрович. – подавая в руки, толстым концом, свою палку и говоря:

- Я пришёл к вам, как Диоген к Антисфену: побей, но выучи.

- Учёного учить – портить, - отвечал я, взял его за руку и повёл в комнаты; через четверть часа все церемонии кончились, разговор оживился, время неприметно прошло, я пригласил остаться пообедать; пришли ещё кое-кто, так что новый знакомец ушёл уже поздним вечером». Далее Катенин вспоминает, как он, по неизлечимой болезни говорить правду,( и, как нам кажется, в продуманной строгости, с пожеланием творческой неудовлетворённости – М. Б.) на вопрос Пушкина о собственных стихотворениях отвечал, что легкое дарование приметно, но хорошим он почитает только одно, и то коротенькое: «Мечты, мечты! Где ваша сладость?» По счастию, выбор этот сошёлся с убеждением самого автора; он вполне согласился, прибавя, что все прочие предаст вечному забвению, и, кажется, сдержал слово, ибо они появились опять в свет уже после смерти его, как прибавление в конце, под названием «Лицейские стихотворения». В то же время Пушкин работал над первым из своих крупных произведений и отрывок за отрывком прочитал  Катенину две или три песни «Руслана и Людмилы».

Любопытных читателей можно отослать к воспоминаниям Катенина, в которых дана история взаимоотношений уже с великим поэтом, во второй части этих воспоминаний (начинающейся знаменательной фразой: «Человек погиб, но поэт ещё жив») – «без лести и без зависти» – даётся оценка творческой личности. Поставив Пушкина в историко-литературный ряд, общий с Ломоносовым и Державиным, «старовер» Катенин оценил особо те произведения, которым отказывали в достоинствах другие современники поэта («Графа Нулина», «Капитанскую дочку»).

Из Кишинёва Александр Пушкин поздравлял Павла Катенина с переводом «Сида», считая эту трагедию лучшей у Корнеля. «Как бы то ни было, надеюсь увидеть эту трагедию зимой, по крайней мере, постараюсь.  И добавил в конце письма: «Прощай, Эсхил, обнимаю тебя, как поэта и друга…».  В конце зимы  1825 года  Катенин жил в Костроме с тяжбой, хлопотами, неудовольствиями, нездоровьем. «Развязавшись кое-как, и то на время, со всей этой дрянью и возвратясь в свой медвежий угол, вдруг вспомнил, что забыл спросить у дяди твоего, в какой губернии ты находишься и как надписывать тебе письма».(9 мая  1825 г. Катенин - А.С. Пушкину из Кологрива) В письме упоминается, что на прошедшей почте князь Николай Сергеевич Голицын прислал ему из Москвы в подарок «Евгения Онегина» и он весьма нечаянно нашел  в нём своё имя … «Кроме прелестных стихов я нашёл тут тебя самого, твой разговор, твою веселость и вспомнил наши казармы в Миллионной. Хотелось бы потребовать от тебя в самом деле исполнения обещания шуточного: написать поэму, песен двадцать пять; да не знаю каково теперь твоё расположение; любимые занятия наши иногда становятся противными; впрочем, кажется, в словесности тебе неудовольствий нет, и твой путь на Парнас устлан цветами. Ещё раз, милый Александр Сергеевич, повторяю мою просьбу: уведоми меня обо всём, где ты, как ты, что с тобой, как писать к тебе и прочее. Желаю тебе успеха и от бед избавления; остаюсь по-прежнему весь твой Павел Катенин».

В первой половине сентября того же года Пушкин писал Катенину из Михайловского в Кологрив: «Ты не можешь себе вообразить, милый и почтенный Павел Александрович, как обрадовало меня твоё письмо, знак неизменившейся твоей дружбы…Наша связь основана не на одинаковом образе мыслей, но на любви к одинаковым занятиям . Ты огорчаешь меня уверением, что оставил поэзию – общую нашу любовницу. Если это правда, что ж утешает тебя, кто утешит её?.. Я думал, что в своей глуши ты созидаешь: нет – ты хлопочешь и тягаешься, а между тем годы бегут».

Тогда Пушкин мог прочитать отрывки из трагедии Катенина «Андромаха» в «Русской  Талии» Булгарина,  счёл 3-е действие прелестным в величавой простоте: «Оно мне живо напомнило один из лучших вечеров моей жизни; помнишь?  На чердаке князя Шаховского». Очевидно, под впечатлением Александр Сергеевич и советовал: «Послушайся, милый, запрись да примись за романтическую трагедию, в 18  действиях… Ты сделаешь переворот в нашей словесности, а никто более тебя того не достоин».

В декабре (4-го) 1825 года из Михайловского в Петербург бы ответ на письмо Катенина. «Письмо твое, - сообщал А.С. Пушкин, - обрадовало меня по многим причинам:   1) что оно писано из Петербурга, 2) что «Андромаха» наконец отдана на театр, 3) что собираешься издать свои стихотворения, 4)  и,что должно было бы стоять первым, что ты любишь меня по старому… Как бы хорошо было, если бы нынешней зимой я был свидетелем и участником твоего торжества! участником, ибо твой успех не может быть для меня чуждым; но вспомнят ли обо мне? Бог весть. Мне, право совестно, что тебе так много наговорили о моих «Цыганах». Это годится для публики, но тебе надеюсь я представить что-нибудь более достойное твоего внимания. «Онегин» мне надоел и спит; впрочем, я его не бросил. Радуюсь успехам Каратыгина и поздравляю его с твоим ободрением. Признаюсь – мочи нет хочется к Вам.  Прощай, милый и почтенный. Вспомни меня во время первого представления «Андромахи» ( Здесь письмо твоё – имеется  в виду послание Катенина от 24 ноября, когда было разрешено вернуться в северную столицу – М.Б.).

В феврале следующего года Пушкин сообщает о том, что его несказанно радует будущий альманах, задуманный П.А. Катениным и Н.А.Бахтиным, потому что может разбудить  для  поэзии вернувшегося  из Кологрива. «Душа просит твоих стихов. но знаешь ли что? Но вместо альманаха не затеять ли нам журнал вроде «Единбургского обозрения»? (Англ.). (Мысль об издании собственного журнала долго занимала Пушкина, об этом он писал П.А. Вяземскому и А.А. Бестужеву. Замысел осуществился только в 1836 году – М.Б.)

«Голос истинной критики необходим у нас: кому же, как не тебе, забрать в руки общее мнение, - продолжал Александр Сергеевич, - и дать нашей словесности новое, истинное направление? Покамест, кроме тебя, нет у нас критика. Многие ( в том числе и я) много тебе обязаны: ты отучил меня от односторонности в литературных мнениях, а односторонность есть пагуба мысли. Если б согласился ты сложить разговоры твои на бумагу, то великую пользу принёс бы ты русской словесности, как думаешь? Да что «Андромаха» и собрание твоих стихов?»

Гениальные предчувствия  позволяли ссыльному Пушкину из Михайловского оценивать возможное движение к новым ориентирам. Он сам «в кругу несносных барышень» активно создавал новые творения и возбуждал воображение других. Привыкнув к положению изгнанника, не столько наслаждался тёплой августовской погодой  1826 года, а ждал особых перемен в судьбе – тогда в эти дни в Москве венчался на царство Император всея Руси Николай Павлович. Вскоре Император отдаёт распоряжение: «Пушкина призвать сюда. Для сопровождения его командировать фельдъегеря . Пушкину позволяется ехать в своем экипаже свободно, под надзором фельдъегеря, не в виде арестанта. Пушкину прибыть прямо ко мне…» (Летопись. С.638.). Через четыре дня пути в трагедийном переживании – ещё свежа в памяти казнь пятерых  декабристов.  В чёрных предчувствиях почти больной поэт    был 8 сентября представлен в Чудовом дворце. Известно по нескольким источникам, что Император остался доволен беседой – высказал это в тот же вечер: « Я нынче долго говорил с умнейшим человеком России». На важнейший императорский вопрос  тоже требовался ответ приглашённого. «Император долго беседовал со мною и спросил меня: «Пушкин, если бы ты был в Петербурге, принял  ли бы ты участие в 14-м декабря?»  -  «Неизбежно. Государь: все мои друзья были в заговоре, и я был бы в невозможности отстать от них. Одно отсутствие спасло меня, и я благодарю за то Небо». ( Воспроизведёно в записи А.Г. Хомутовой// Русский архив. 1867. С. 1066.).

Исследователи считают: дворцовой встречей обусловлена дата – «8 сентября 1826» под стихотворением «Пророк».  «Освобождённый» гений выходит на другой философский уровень, оставаясь приверженцем главенства закона. Происходит перелом судьбы: опальный поэт, находящийся в оппозиции к власти, получает благословение и щедро осыпан милостями. Начинается  Николаевский цикл поэзии Пушкина.  Вскоре появилось его «утешительное» послание находящимся «Во глубине сибирских руд..» с пожеланием «хранить гордое терпенье», ждать желанную пору, когда «любовь и дружество до вас/ Дойдут сквозь мрачные затворы,/ Как в ваши каторжные норы/ Доходит мой свободный глас.» В  школьные годы мы это послание воспринимали под напряжением от строки «Не пропадёт ваш скорбный труд»

Так  написал поэт, принятый при Дворе в качестве камер-юнкера. Служебный чин его, согласно табели о рангах не позволял получить высокое придворное звание. Первого января, ничего хорошего не ожидая от нового поворота  событий, поэт записал в дневнике: «Третьего дня я  пожалован в камер-юнкеры –(что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове…» Пушкин и раньше оберегал жену от слишком нежного внимания  Царя… Пришлось подумывать об отставке, чтобы удалиться в «обитель…чистых нег». До 1834 года слагался цикл «по темам  Николая» на пути к трагедии… Наше воображение не поднимается к праву судить издалека   изломы судьбы и определять насколько повлияло положение Пушкина при Дворе на  восприятие его близкими друзьями, на тональность общения  и с  Катениным в том числе. Александр Сергеевич Пушкин, его вызванная Богом  личность и судьба – неисчерпаемый пантеон… Почему-то вспоминается послание Д.В.Давыдову из 1836 года: «Не удалось мне за тобою/ При громе пушечном, в огне/ Скакать на бешеном коне».

*          *          *

 Трагедия каждой творческой судьбы предначертана на особом уровне. Блестящая карьера гвардейского офицера в 1820 году оборвалась – Катенин отозван со службы условно «за дерзость» великому князю во время смотра войск.. В другой раз зачли по разряду дерзостей «шиканье» в театре на самую знаменитую артистку Е.С. Семёнову. Высланный из Петербурга в своё Шаёво был отдалён от последующих событий, и в подготовке восстания, конечно, не участвовал  .В1822 году Катенин создал программное стихотворение «Мир поэта».  Произведение  ведет читателя  за чудесным образом – душа, уподобленная ласточке.

                           И на крылах воображенья,

                           Как ластица, скиталица полей,

                           Летит душа, сбирая наслажденья

                           С обильных жатв давно минувших дней.

Созданный воображением мир становится прибежищем в жестокой действительности. Изменились творческие ориентиры. Не только повороты личной судьбы сказались. Изменения в обществе вызывали тревогу:  ослабевало народное единство, укреплённое в годы Отечественной войны, происходили сложные социальные и нравственные изменения, менялось настроение в  армии. В литературе упрямствовал кастовый характер приверженцев Карамзина. Личные неудачи, разочарование в идее активного преображения общества влияли на мировосприятие Катенина, уводили в путешествия по стране памяти. Напряженно-патетическая тональность стихотворений  «Старая быль», «Элегия, «Идиллия»и других произведений, переводов, переложений, насыщенных архаизмами, отвлекли от реальной жизни. Избранная творческая свобода словно бы вознесла  над повседневными заботами, житейскими бедами. Это искушение независимостью удерживало в царстве романтической утопии до времени возвратного  внимания к человеку.

Павел Катенин сохранил особую чуткость к народной жизни, потому, вероятно, выделялся в светском обществе естественностью и прямотой поведения. В письмах  к Н.И. Бахтину  сохранились такие признания: «Чем долее живу в отдалённой нашей стороне, тем сильнее удостоверяюсь, что здесь-то именно труд и есть, которого уже плоды красуются на ветвях и забывают о бедных корнях, роющих землю в темноте. Сельская тишина, мир полей – пустые, бессмысленные слова столичных богатых жителей, не имеющих никакого понятия о том, как трудно хлеб сеять, платить подати, ставить рекрут и как-нибудь жить».

Почтим Павла Александровича хотя бы за это, и сегодня необходимое, понимание глубинной народной жизни, честное отношение к далёкой провинции, всегда способной на самопожертвование перед любым нашествием. В реалиях оживала другая держава памяти. Это проявилось в его смелом противостоянии. Когда Александр1, проезжая по Костромской губернии, проложил свой маршрут неподалеку от имения Катенина и пожелал видеть опального поэта, тот под извинительными предлогами уклонился от встречи. Но в заботах о людях творец мира мечты, отказавший в аудиенции императору,  вынужден был однажды выпрашивать отсрочку платежей  - взявшему крупный подряд нечем было платить неустойку. Трудный был год. «Весь уезд умирает с голоду, овёс так приели, что нечем будет яровую сеять, а местами мужики кормятся дурандой, то есть остатками семени, когда из него выбито масло. Оброков мужики не в состоянии платить, а в усадьбах надобно всё покупать, ибо ничто не уродилось. Что за чёрные годы! наводнения, неурожаи, подумать грустно…»    ( из письма Н И. Бахтину, 1925 г.)

В творчестве тоже были проблемы: пьеса «Андромаха» не имела успеха в театре – ещё один удар по самолюбию автора, отдавшего драме десять лет. Пушкин назвал это произведение лучшим по силе истинных чувств, по истинно трагическому духу. Встретились они в 1827 году во время одного из приездов Катенина в Петербург. А в 1828 году появилась «Старая быль», в которой «полемист» допустил как всегда завуалированные выпады вполне серьезного политического свойства против Пушкина – упрёки в отступничестве от прежних идеалов и пресмыкательстве перед самодержцем. (Всё связанное с этим  стихотворением детально разбирал Ю.Н. Тынянов в работе «Архаисты и Пушкин»)

 Последовала напряжённая поэтическая перекличка, но это острое столкновение не поссорило поэтов, сотрудничество осталось. Статьи Катенина «Разборы и размышления» Пушкин поместил в «Литературной газете». Потом издал сборник «Стихотворений и переводов» (1832). На эту книгу писал рецензию с мнением о Катенине: «Никогда не старался он угождать господствующему вкусу в публике, напротив:  шёл всегда своим путём, творя для самого себя, что и как ему было угодно. Он даже до того простёр свою гордую независимость, что оставлял одну отрасль поэзии, как скоро становилась она модною и удалялся туда, куда ни сопровождали его ни пристрастие толпы, ни образцы какого-нибудь писателя, увлекающего за собою других (…) Знатоки отдадут справедливость учёной отделке и звучности гекзаметра и вообще механизму стиха г-на  Катенина, слишком пренебрегаемому лучшими нашими стихотворцами». Пушкин подчеркивал главное в литературном явлении: отметил своеобычность Катенина и силу его стиха, «чуть намекнув на дух противоречия, проявлявшийся порой некстати».

Опальный изгнанник многие годы провёл в родных местах ( с 1822 по1833, после отставки из  Кизляра с 1838 по 1853). Много работал, читал книги из богатейшей библиотеки – в ней имелось всё, что можно было тогда собрать ценного на древних и новых языках.  Бескорыстной добротой были продиктованы созданные здесь «простонародные» баллады. Именно добрые к простому народу люди всегда жили и живут трудно – может быть, идеализируя отчасти нашего Катенина, мы все-таки должны это подчеркнуть. Он представитель той небольшой группы, которая носила весьма высокий уровень культуры и «должна была пасть согласно всем законам обывательской, коммерческой логики, но устояла вопреки злопыхательству вигелей и булгариных, вопреки мере и расчётам торгаша» (Жуковский). По словам Пушкина, в нарастающем веке терпели вещественный ущеб все литераторы, не находившиеся в приятельских сношениях с издателями «Северной пчелы». Шёл бой романтики и коммерции, высоких идеалов и меркантильных расчётов. Судьба нескольких писателей  пушкинского круга отмечена социально-психологической борьбой с так называемым  «торговым» направлением в литературе, которое набирало силу в двадцатые годы и как раз в катенинскую пору захватывало книжный рынок  России.. Так что приходится учитывать и эти обстоятельства. Рассерженное общественное мнение, подогретое недругами на подборе мелочных фактов, вынесло приговор: Катенин опоздал родиться.  Щеголяющий широкой и оригинальностью суждений изведал горечь глухого забвенья, иногда взывал уже почти без надежды: «…вся жизнь моя почти никуда не годится; пощадите меня, хоть из человеколюбия; всякая неизвестность меня тревожит, долгое молчание знакомых сокрушает, занозы самолюбия колют до крови: какая враждебная судьба всё ставит вопреки?»  В письмах к Бахтину яркий  талант, замкнутый неукротимый дух искал выхода.  Свобода, достигнутая художником в конце творческого пути, одухотворяет его послания. Даже поверженный в борьбе с враждебной судьбой, оставшийся без защиты, торжествует в безоглядной искренности признаний и сам оказывается  на высоте классической трагедии. В противостоянии казавшейся могущественной литературной группе  своим интеллектом, силой историко-культурной памяти сумел примирить в творчестве два противоположных начала – дух индивидуализма и дух народного единства. Стихотворная декларация  «Софокл» свидетельствовала о творческой свободе, о том, что для него победа не в увенчании венком, а в обретённом даре самовыражения. Вспомним письмо к Пушкину (12 апреля 1836 г.): «Не смею слишком пенять, что ты забыл меня,  - не ты один, все забыли, а что все делают, в том и греха нет, по общему суждению…»

 Измученный «опытом беды», испытавший отчуждение от литературного процесса сумел возвратиться к самому себе, к основам своего мировоззрения и доказал это поэмой об отставном солдате «Инвалид Горев». Автор уравнял себя с многострадальным, но не сломленным русским человеком. Работа над эпическим (не по форме, а по духу) произведением, видимо, происходила при постоянной спасительной мысли: не бывает жизни, прожитой зря, напрасно пройденных дорог, и нет судьбы окончательно оторванной от народного единства. Готовность уравнять себя с Горевым – тот последний шаг приобщения. Каждое событие и поступок в поэме оцениваются с позиции народного сознания, вековой народной морали. Своё, действительно, ближе и дороже чужого.

Признанный «несвоевременным» оказался необходимым современником для художников другой эпохи.  Может быть, мы возвращаемся к таким судьбам с сожалением об утраченной вчерашней словесности, называемой иногда старомодной или провинциально простой, потому что без неё теряется связь времён, обедняется культура речи, культура мысли. Непредвзятость суждений о творческой личности позволяет понять, что могут уживаться в одном человеке казалось бы несовместимые черты. Но эгоцентризм, себялюбие мешают людям видеть и оценивать не только оппонентов, но и самих себя, своих ближних. Вспомним и не согласимся, что в забывчивости нет греха…Отдадим должное деяньям одинокой личности. И не позволим других отторгнуть в одиночество.

Незадолго до своей кончины, вспоминая Александра Пушкина, Катенин горевал: «В Кизляре узнал я о его несчастной смерти и вскоре  потом познакомился там же с братом его Львом Сергеевичем: мы довольно поговорили о покойнике, о котором есть что и сказать.

Человек погиб, но поэт ещё жив; его творения, в коих светится и врождённый дар, и художнический ум, драгоценнейшее по нём наследство, оставленное не только детям его, но всем сколько-нибудь образованным людям…»

Может быть, это было честной душой продиктовано желание высказать своё отношение и попрощаться.  9 мая 1853 года (по старому стилю) на родине замкнулся земной тернистый путь по белу свету Павла Александровича Катенина. (Ретивые кони разбили седока близ деревни Шаёво  в Николин день). Хоронили его неподалёку от  родительской усадьбы Колотилово в Чухломском уезде. В 1955 году прах был перевезен в Чухлому. На могильной плите начертана эпитафия: «Павел, сын Александров, из роду Катениных, честно отжил свой век, отслужил отечеству верой и правдой, в Кульме бился насмерть, но судьба его пощадила. Зла не творил никому, и мене добра, чем хотелось».

                                                                                                                 Михаил Базанков

Катенин П. А. Инвалид Горев : Быль. - Читать


© 2014. Костромская областная писательская организация ООО "Союз писателей России". Все права защищены.