На правах рукописи

Евгений Разумов

*   *   *

    Тогда, на площади Петровой...
                                 А.С.Пушкин



И ты на площади Петровой
во фрунте гвардии стоишь,
поручик, не хватает лишь
диктатора, фигуры новой

для этой площади, куда
сошлись Республики дороги,
где обмороженные ноги
не чуют под собою льда.

Уже не чуют, ибо долог
четырнадцатый день зимы.
«Картечью усмирять умы!
Картечью!» - новый идеолог

повелевает... Над Невой
гремят декабрьские раскаты.
Что Петербург без этой даты,
равновеликороковой?..

«Поручик, ваше имя?»
    «Муза».
«Мадам, вы были на плацу?!
О, нет! Ужели вам к лицу
мундир бунтовщика, француза,

цареубийцы?..»
        «Генерал,
прошу вас - более ни слова...
Велите подавать оковы.
Велите ж, черт бы вас побрал!»

Пять петель. Остальными суд
решает заселить сибири.
Но цепь, прикованную к лире,
во глубину сибирских руд

уносит Муза-каторжанка.
Греми, железо! Ибо струн
не слышно будет тем, кто юн
сейчас. И гордая осанка

сибиряков да устоит
среди немилости, да будет
мечом руда, что дед добудет,
да будет мир цепей разбит!
21,23.11.1983.


Усадьба

Вот она - моя судьба:
двухэтажная изба,
чья-то бывшая усадьба,

где родиться суждено.
Мама, выгляни в окно!
Под окном - хмельная свадьба.

Гимнастерка на отце.
Ты выходишь. На крыльце
обступают фельдшерицу.

Бабки, хворые, родня -
все напомнят про меня:
мол, смотрите... И родится

через год в усадьбе той,
где больница, наш герой,
он же - мученик сюжета.

Это - первая глава,
где рассыпаны слова
по дубовому паркету.
18.8.1982.


*   *   *

Царь-пароход причалит к пристани
в губернском городе во сне.
Рожденные соцреалистами,
мы втянем голову в окне.

А за окном тысячеликое
лицо Россиюшки стоит.
И государь, как все великое,
имеет самый трезвый вид.

Хотя устал он от Распутина
и камарильи, по всему.
Мы, стриженные все под Путина,
уж не завидуем ему.

Мы знаем: впереди - эрцгерцоги,
масоны, розы Люксембург...
И левизны болезни детские.
И город - Екатеринбург.

Но ждет на выставке купечество
и полицейские чины.
Два императорских величества
сыграть историю должны.

Раздать часы по назначению,
одобрить города меню...
Империи часы последние
и я за пазухой храню.

Идут. Идут и даже тикают.
Лишь стрелки погнуты кирзой.
Да государь, как все великое,
в телеге корчится босой.
10.6.2001.


*   *   *

От бака мусорного к баку

бредет с котомкой нищета,
и гонит палкою собаку,
и гонит палкою кота.

И ворошит она клюкою
цивилизации плоды
в надежде выудить съестное,
забыв, наверно, вкус еды.

Она картон сует в котомку,
пивных бутылок пару штук
затем, чтобы потом потомку
присниться вздернутой на сук.

Он отмахнется от кошмара
и не поверит в этот мир,
где и бомжи, и стеклотара,
и в кружке Эсмарха чифир...

Но этот мир - стучал клюкою,
и кашлял, кутаясь, и нес
котомку, коркою сухою
рот затыкая, полный слез.
17.3.2001.



*   *   *

Ничего не осталось от деда -
ни избы, ни серпа, ни письма...
Только я да сестренка. Да где-то
брат, двоюродный, впрочем, весьма.

А ведь был и картуз, и фуфайка,
и печать сельсовета была...
Почтальонша по имени Файка
вдовым сделала четверть села.

А с безвестными - и половину
осиротила, бланки нося.
Все рубахи отцовские - сыну,
кроме белой, что в слезыньках вся.

А теперь и рубахи истлели,
и отец мой, что их доносил.
Продержали отца в черном теле,
а другого он - и не просил.

Разве что перед смертью у ЖЭКа
попросил он балконную дверь...
То ли ЖЭК не нашел человека,
то ль... Поди в этом ЖЭКе проверь.

На отцовском кресте - обе даты.
А у деда - ни дат, ни креста.
Неизвестные наши солдаты
ждут в земле на восток поезда.
1.12.2000.


*   *   *

                                   С.Потехину

Уродилась клубника на грядке.
И картошка - по вкусу жуку
колорадскому. Значит, в порядке
жизнь, и боженьке ты ни гу-гу

про задворки ее и помойки
не шепчи при огарочке, спи...
Пусть другие живут в новостройке,
привязав кобеля на цепи.

Ты - юродивый. И не по чину
строить сауну здесь, на земле.
Пусть купает другого мужчину
стая женщин в соседнем селе.

Ты омоешься в этой речонке,
от русалок прикрыв срамоту.
Мама здесь полоскала пеленки.
(Поклониться бы надо кресту.)

Здесь отец куролесил когда-то
с балалайкой. Недолго, но зло.
Что еще оставалось солдату,
чтоб забыть штрафника ремесло?..

На рассохшейся той балалайке
ты играл бы в четыре руки
молодой и красивой хозяйке,
уминая ее пироги.

Не судьба. На полати бобыльи
нынче мало охотниц найдешь.
Вот клубника - она в изобилье.
Говоришь: «Налетай, молодежь!»

Но приходит алкаш-забулдыга
и, клубникой заев самогон,
говорит: «Написал бы ты книгу!..»
(Про деревню, где ты и где он.)

Говорит: «Ты кумекаешь, паря.
И папашу я помню твово».
И - лицо проступает на харе,
с человеком находит родство.

И, слезу рукавом вытирая,
говорит: «И мамашу знавал».
Тень качнется у двери сарая.
Ухнет филин на весь сеновал.

И заноют у дерева корни,
хоть распилено на чурбаки.
И почуешь: то - голос не дворни, -
работящие сплошь мужики.

Но в глазах не видать укоризны.
Видно, ведомо каждой душе
что-то горше отныне, чем тризна,
что-то слаще клубники уже.
4.8.2000.


*   *   *

На бывшем погосте - черемухи куст,
остаток вишневого сада.
Могила Жадовской. На бронзовый бюст
смотреть, может быть, и не надо.

Тогда не увидишь, что гипсовый он,
что курицы возле могилы
кудахчут, что храм позади разорен,
что пропит и крест, и стропила.

А колокол - тот, что ее отпевал?..
А те, что покоились рядом?..
Кирпич осыпается. В этот провал
Жадовская гипсовым взглядом

ночами взирает - одна посреди
чужого и странного мира.
И сердце из гипсовой рвется груди.
И плачет безрукая лира.
28,31.7.2000.


*   *   *

Это вам не Купер Фенимор.

У того - зарыты томагавки.
А у нас остались до сих пор
Жилин и Костылин на удавке.

А у нас Гуниб еще не взят,
хоть Шамиль у нас и похоронен.
Эшелоны молодых ребят -
к Тереку. А Терек-то - бездонен!

И репей торчит из-под земли,
удивлявший, помнится, Толстого.
И земля, которою прошли,
через нас просеяться готова -

сквозь глазницы наших черепов,
сквозь грудные клетки при наградах...
Воевал здесь Лермонтов, Петров,
Сидоров, не дока в газаватах...

Все напрасно... Гиблая земля.
И торчат из той земли кинжалы,
ятаганы, «Мухи» и «Шмеля»
нитротолуоловые жала.

И куда бы сапоги ни шли -
смотрит нам в затылок полумесяц.
... Провожают взявшего Шали
мама в черном и одна из сверстниц.
4.3.2000.


*   *   *


Генахина тельняшка за окном
минует дом, в котором «Бакалея»,
и входит в дом, в котором «Гастроном»,
от этикеток водочных хмелея.

Сжимает якорь плавленый сырок,
наколка ГЕНА держит поллитровку...
И тапочки домашние порог
находят, описавши стометровку.

Стакан граненый - вспоминает тост,
трезубец вилки - загарпунил мойву.
И в голове сменяется норд-ост
зюйд-вестом возле пристани Удоева.

Там бакены качали пацана,
не пахли перегаром одногодки...
Там за трескою в очередь страна
вставала возле бочек от селедки.

И нес конверт мамане почтальон -
со штемпелями Дальнего Востока.
Вот это - явь. Все остальное - сон.
Да и не сон, наверное, - морока.

Генахина тельняшка под столом
храпит на рейде возле Шикотана.
И матерится клетка со щеглом.
И мухи рожи бьют на дне стакана.
28.2.2000.

Кострома


© 2013. Костромская областная писательская организация ООО "Союз писателей России". Все права защищены.