На правах рукописи


Алька
Волчий табак

Алька

Полина Ивановна возвращалась из магазина. Шла медленно. Домой идти не хотелось. Не хотелось ей и думать. Надо было решать, а как найти правильное решение, как поступить, она не знала.

У калитки ее встретила Алька. Алька – маленькая дворняжка. Вот из-за нее-то у Полины Ивановны забот полная голова.

- Не лижи! Отстань от меня! - хозяйка брезгливо отпихнула собачонку и быстро захлопнула дверь веранды. Занесла в дом сумки и вновь вернулась на веранду, стала из окна наблюдать за Алькой. Собачонка перехватила взгляд Полины Ивановны. Алька радостно взвизгнула и нетерпеливо закрутилась, как бы говоря хозяйке: «Ну, что ты застряла там? Выйди ко мне. Поиграем, поболтаем, как прежде. Чего дуешься, сторонишься, что я не так сделала?»

Алька от такого холодного безразличия виновато уселась на крыльце. Пропало у собачонки настроение от хозяйского невнимания. К ней подбежал соседский песик. Внешне с Алькой они были один к одному.  Издали их не могли различить даже хозяева. Обычно дружелюбная Алька набросилась на своего друга. Кавалер опешил от такого негостеприимства, поджал хвост и направился восвояси через дырку под забором.

Алька вновь взглянула на окно веранды. «Вот я какая! Недаром хлеб ем. Знаю свои обязанности крепко. Теперь-то хоть довольна, госпожа-хозяюшка? Или все еще дуешься? А за что дуешься, не знаю, не ведаю. Как вам и уноровить, ваше людское величество. А я вот незлопамятная. Хотя ты со мной поступила не по-людски. Забыла, как моих детенышей сгубила? Первый раз я стала матерью, но не успела понять, что это такое - наше собачье материнство! У вас, у людей, это самым дорогим считается. Святое дело - род людской продолжать…»

Полина Ивановна не смогла больше смотреть на поникшую, похудевшую Альку.

- Прости, Алевтина, если можешь, прости. Я еще от погуби щенков, детенышей твоих не отошла, а теперь еще напасть покруче свалилась. За что мне все это? Грех-то к стенке прижал!

 

Альку подобрали прошлой весной. Щенка бросили у магазина. Видимо с расчетом на то, что место бойкое, авось кто-нибудь и сжалится, подберет собачонку.

-Бабушка, смотри какая красивая собачка! – Андрей, внук Полины Ивановны, наблюдал за щенком, который рылся в мусорном ящике.

-Песик, песик пойдем с нами. Пусть, бабушка, он у тебя живет. Тебе с ним веселее будет,- предложил внук.

- Если мальчик – беру, а девочки не надо, мороки не оберешься, - твердо отпарировала Полина Ивановна.

-Почему, бабушка? Смотри, как он нам обрадовался.

- Не он, а она. Девочка это…

Полина Ивановна отпустила собачку на землю и торопливо пошла прочь.

- Щеночка тут оставим? – приуныл внук. – Бедненький, а если дождик пойдет, промокнет…

Но собачонка увязалась за ними. Полина Ивановна отгоняла ее, махала руками, ускоряла шаги, но все усилия были напрасными. Щенок клубком катился за ними.

Внук, довольный таким оборотом событий, даже тихонько подсвистывал собачонке, но и косился на бабушку.

- Давай назовем ее Алькой, - вдруг предложила Полина Ивановна.

- Ура! Значит оставляем! Алька, давай знакомиться. Я – Андрей, а ты – Алька. Понятно! Алька, давай дружить!

Андрей взял Альку на руки, и все довольные и счастливые отправились домой. Вот так Алька и обрела свое постоянное место жительства. Полина Ивановна быстро привязалась к Альке: все повеселей в ее одинокой жизни. А внук Андрей, когда приходил в гости к бабушке, не отходил от собачонки. Да и Алька была на седьмом небе от счастья! Собачонка оказалась очень смышленой.

- Не ходи за мной, кыш, домой, - прикажет хозяйка, и Алька послушно убегает от калитки к крыльцу. А когда увидит возвращающуюся Полину Ивановну, катится ей навстречу. Дождалась любимую хозяюшку. Конец одиночеству!

- А я тебе, Алюшка, колбаски принесла, умница ты моя! Ай, хорошая! – собачонка прыгает, ластится, доказывая свою любовь и преданность.

- Хоть бы ты, Алька, не загуляла. Надо, девушка, тебя таблетками угостить, чтобы ты потомством не наградила. Зареву ведь тогда…

И наревелась вдоволь Полина Ивановна. Не успела дочери в Вологду наказать, чтоб та привезла лекарства от собачьего бесплодия. Природа взяла над Алькой верх.

Собачьи стаи всех мастей с воем и гавканьем носились по улицам села. Казалось, попади в эту свору – загрызут. Алька равнодушно смотрела на сборища своих соплеменников, ноль эмоций на гуляющую стаю.

И Полина Ивановна успокоилась.

- Ты, Алька, у меня еще маленькая, - и утратила бдительность. А вскоре Алевтина начала быстро толстеть.

- Что же мне делать-то? Куда я со щенками-то? – сокрушалась Полина Ивановна. - Выкину и вся недолга.

- Еще грехов насобирала, - клещом в душу забралась мысль.

И Альку клещи не обошли стороной. Заболела от насекомых собачонка нехорошей болезнью. А от нее могла эта болезнь на людей перейти. А бедная Алька ко всем играть лезет, особенно к детям малым. Огороды соседские обнюхивает, проверяет, как клубника цветет, а то за бабочкой гоняется.

На дороге появилась девочка. Ну, разве Алька пропустит ребенка, чтобы не поиграть? Да и девочка пытается погладить Альку.

- Не трогай ее, - крикнула Полина Ивановна, - Алька, марш домой!

- Я ее только погладить хотела, - завсхлипывала девочка.

-Нельзя ее трогать. Она болеет, - попыталась оправдаться Полина Ивановна за резкое вмешательство.

- Аля, поправляйся, тогда и поиграем. Пока-пока.

Участь Альки была решена. Собачьей больницы, лечащей такие болезни в селе нет.

Когда начали ловить  Альку, она почувствовала неладное. Алька лизала Полине Ивановне руки, просила защиты и помощи, в собачьих глазах был страх.

- Прости меня, Алюшка…

Потом Полина Ивановна долго смотрела в ту сторону, куда утащили Альку. И вдруг она увидела ее. Алька весело бежала по дороге.

- Алюшка, вырвалась! Не допустил Господь греха, - Полина Ивановна кинулась ей навстречу. Собака остановилась. Это был соседский песик, так похожий на Альку…

Волчий табак

Вера Ивановна проснулась рано. Муж хлопотал на кухне. Она тихонько открыла дверь в комнату сына. Никита спал.

- Веруня, завтрак готов. Рюкзачок тоже. В нем все для похода.
Не торопись. Посети наши места заветные.

- А ты, вроде, меня из дому выставляешь? Деликатно так. Уж не избаловался ли ты, муженек, в холостяках? - пошутила Вера.

- Если даже станешь бабушкой, для меня ты будешь ладушкой,
- напел Алексей. - Сколько времени в нашем доме не смеялись?

- А мне не верится, что я дома. И Никитушке, наверное, тоже. - Вера прижалась к мужу. - В лес бы тоже не пошла одна, но сын воды из родника запросил.

- Спички возьми, может, костерок задумаешь развести, где мы обычно греемся, - Алексей хитро взглянул на жену.

Походы на природу у Вершининых были нередкими. И первая любовь, и первый поцелуй - все начиналось здесь в лесу. Пожени­лись, а прогулки не прекращались. Подрос Никита, и его с собой тас­кали.

Ранней весной Алексей приносил жене любимой то букетик под­снежников, то ландышей. Зимой ветку сосны. Оттает - и запахнет в доме хвоей и смолой. От морозной свежести радостно забьется сер­дце. И хочется, чтобы быстрей уходила стужа, а приходила весна... И не раз наступала весна, и были зимы. А сейчас стояла осень. Она была почти  незаметной. Лето и осень как будто слились в крепком поцелуе.

В бору стучал дятел. Вера прижалась к дереву. Гладила шероховатый ствол. Соскребла с коры крупинку смолы. Разжевала. Зад­рала голову, любуясь величавыми кронами могучих сосен. Но долго устоять на одном месте она не могла.

-  К роднику, - крикнула Вера. Вдали отозвалось эхо. Она рас­смеялась и в припрыжку побежала по сивому мху. Лишайник пружи­нил, и Вера скользила, но не сбавляла ходу. Вспорхнули дрозды. Пре­кратили пир на рябине. Стая облепила другую. Вершинки осинок але­ли. Слышалось редкое треньканье синиц. Макушки берез оголились. Шелестела под ногами листва. Пробравшись через заросли шипов­ника, она вышла к ключу.

-  Изменилось-то все как! - удивилась Вера. Здесь не была она почти два года. Ушел сын в армию, и весь уклад жизни Вершининых изменился.

Мелкая поросль вымахала в деревца. Они поглядывали на не­прошеную гостью свысока. Ветерок лениво шуршал листьями.

Вера опустилась на колени. Очистила лунку, углубила русло. Клю­чик потек чистый, прозрачный. Ручеек весело зазвенел, засверкали камушки на дне. И заспешил под склон к реке.

Вера умылась. Провела влажными руками по волосам. Зачерп­нула кружку, и села на поваленную бурей березу. Медленно пила ле­денящую воду. Сладко затрепетало в груди, а тело стало легким, как перышко, кажется, взмахни руками - и полетишь. Вон туда, к улета­ющей стае. Птицы летят в теплые края. Но ей с ними не по пути. Они с сыном только три дня назад вернулись домой.

- Все позади. Заглянуло солнце и в наше оконце.

От ледяной воды Веру слегка знобило. Она раздела лежащую березу, насобирала сушняка. Костерок попыжился, попыхтел и вспых­нул ярким факелом. Вера любила смотреть на огонь.

- В следующий раз всем семейством сюда. Никита и со службы писал: вот вернусь - и сразу в лес. Воздухом родным надышусь. У костра целую ночь проведу. Если бы вы знали, как я соскучился! Пись­ма слал часто. Родителей успокаивал. От передовой он далеко-предалеко. От Чечни вдалеке. Даже выстрелов не слышно, и порохом не пахнет. Не служба, а сплошная скука. Только ем и сплю. Почти уже полтора года отсачковал. Дембель не за горами. И будто сглазил Никита свою удачливость. Письма прекратились...

Прошел месяц, затем второй. В начале третьего месяца они об­ратились в военкомат.

В библиотеке клиентов было немного. Работа не могла заста­вить Веру Ивановну отключиться, хотя на мгновение забыть о сыне. В углу дивана лежал семейный альбом. Подолгу рассматривала фо­тографии. Вот Никитушке три месяца. Он смешно таращит глазенки. А счастливая мама рядом. А вот сыночку уже шесть месяцев. Взгляд осмыслен. Никита теребит медвежонка. А гордая и очень счастли­ваяя Вера опять рядом. На себя она смотрела с укором. Так и хоте­лось упрекнуть в чрезмерной веселости.

И с каждой перевернутой страницей растет сыночек. Ясли, сад, школа - взбегает Никитушка по ступенькам взросления. А мамы уже нет рядом. А вот - семейная. По бокам они с Алешей, в середине Никитушка. Захлопывала альбом, и сердце сжималось.

Вера Ивановна переключалась на телевизор. Как будто в мель­кающих кадрах среди незнакомых людей она увидит родное до боли лицо Никитушки. Воспаленные веки резало. Но она тупо, не моргая, смотрела в мерцающий экран.

Алексей ухаживал за женой, как за маленькой. Садился рядом, брал ее холодные пальцы в свои ладони.

-  Вот увидишь, Верушка, все будет хорошо.
Она прижималась к мужу.

-  Обними меня крепко-крепко. Я не должна умирать, а то вер­нется Никита, ему без меня будет плохо.

-  Полно! Так нельзя, - строго приказывал Алексей, - ты поплачь - полегчает.

-  Не получается, - Вера рукой мужа провела по своему лицу, оно было сухое,  - слезы кончились, Алешенька.

-  Надо спать, - приказывал муж, - а сейчас выпей чаю. В напи­ток, заваренный травами, он добавлял снотворное. Вера засыпала. Но сон был неспокойный. Порой она всхлипывала. То кричала, то внезапно просыпалась, звала на помощь Алексея.

*      *       *

Через три месяца они узнали: Никита в госпитале. Через не­сколько часов Вершинины собрались в далекий город на Дону. Дорога им показалась долгой.

Через две недели Алексей уехал домой, а Вера осталась с сы­ном. Никакие уговоры мужа о возвращении вместе не действовали.

- Вернусь только с Никитой, - упрямо твердила Вера, - ты поез­жай, Алешенька, а я здесь останусь.

То, что пришлось увидеть, надо забыть. Схоронить все в своей и сыновней памяти. Они с Никитой смогут это сделать. Сын и мать сильные.

*   *   *

- А я гадаю: кто это у костра греется?

- Богатой буду, Матвей Ермолаич, - рассмеялась Вера.

- Отяжелел. Едва в гору выцарапался. - Старик уселся на березу.

- Сегодня в лес отправился по двум надобностям. Первую - ста­рухину волю исполнить.

-  Как здоровье у Варвары Михайловны? - поинтересовалась Вера.

-  Хворала. Теперь ожила, - улыбнулся Ермолаич, - Юля недав­но ей с ключа воды приносила. Напоили Варвару - ждем перемен. Молва гласит про этот источник: выпьет тяжело больной - или на поправку, или на погост. Ненаглядная моя глазами захлопала. Жа­ловаться начала: и тут болит, и здесь у нее ломит, и в ногу отдает. Я от радости на седьмом небе! Все - кризис у бабки положитель­ный. Поживет Варя моя на этом свете.

Матвей Ермолаич достал кисет.

-  Новый урожай пробую. Выкурю без контроля, а то Юля, как над подростком, ограничения держит.

-  Юля у вас живет? Пусть к нам бы зашла к Никите.

-  Навестит, - старик пристально из-под лохматых бровей взгля­нул на Веру и спрятал улыбку в бороде.

-  Внук уже, наверное, большой?

-  Растет малец. Только правнуком мне Андрей приходится. Много годков уже отжито, а все жить не надоело. И в лес с Варей вместе ходили. Отправлялись обычно 30 сентября. Если откладывали, то из-за непогоды.

-  Почему? Если не секрет?

Вера Ивановна обрадовалась приходу старика. Она слушала его неторопливый говор. Матвей Ермолаич много знал. Умел предска­зывать погоду. Держал пасеку. И о пчелах мог дать неплохую кон­сультацию. Обращались за советом к нему по лечению животных. Да и в людских болезнях знал толк.

В конце сентября девичий праздник в старину справляли. На по­сиделки собиралась одна молодежь. Себя показать и других посмот­реть. Да высмотреть, кто люб тебе. Девицы нашептывали заговор, переданный от бабушек и матерей. «...Чтобы вспыхнула любовь к ней, девице красной, суженого молодца. И чтобы любови конца и края не было. Чтобы она в огне не горела, в воде не тонула, чтобы ее зима-стужа не знобила».

А я на Варвару-красу, длинную косу, давно глаз положил. И она, чувствую, ко мне стремится. Взглянет исподтишка, а как глаза-то встретятся - вспыхнет и застыдится. А у меня сердце бухает, как молот о наковальню. Внутри горячо пылает. Жара не сжигает, а сла­достным огнем горит. Так бы смотрел на Варюшку, любовался, и не надоело бы. Вышло все само по себе. Насмелился. Напросился в провожатые. Она не отказала. И повели нас ноги за реку, вот в эти самые места.

Ермолаич дымил самокруткой, затягивался нечасто. Глаза бле­стели по-молодецки - озорно.

-  Вы рассказываете так, как будто было год назад! - вырвалось у Веры Ивановны.

-  Больше, чем полвека. Года шибко скачут, за ними не угнаться. Сосны были малолетки, а разматерели - не обхватишь. Мы были молодые и красивые, а стали, как пни сивые. Всяко жили, а еще по­жить, ой, как хочется.

-  Вы еще поживете. Вы - люди старой закваски. Перед трудно­стями шапку не ломаете. А вот мы скисаем.

-  Русский народ буднями затаскан. Нередко так мой дед говари­вал. Много выпадает лихих годков каждому поколению. Но и в каж­дом времени живет хлипкая и твердая порода. Почему на одном поле рядышком одно растение колос дает, а другое хиреет, желтеет. Ни Богу, ни людям. Так и люди. Цепкость разная. Я вот на войну ушел уже в зрелом возрасте. Варвару оставил с тремя детками. Старшему, Ивану - одиннадцать, Наталье - девять, Марии - пять годков. Крепко тосковал в отрыве от семьи. Без счету снились мне места эти. А сколь воды перепил на чужбине из этого ключика! Жажда мучит, спасу нет, а тебе снится журчащий ручеек, плещется по губам вкусная водица. А проснешься - и нет ничего. Далеко и дом родной, и ключик родниковый... Но я же не один страдал. Били - отбивался, ранят - поправлял­ся. А ведь и в тылу было нелегче.

Варвару мою по этапу отправили. Случилось это во второе во­енное лето. Сеяла Варвара озимые. Зерно со склада подвозил наш Ванятка. К концу дня осталось у Варвары килограмма три ржи. Паш­ня закончилась, а другое поле не близко. Да и сумерки уже глухие. Варвара принесла лукошко с недосевом домой. Бригадир похвалил Варвару председателю. Не баба-огонь. Де­сять мешков разбросала. Председатель в молодости ухаживал за Варварой, а она меня выбрала. Злопамять и сделала черное дело.

Нагрянули с обыском спозаранку. Осудили жену мою не много не мало, а на десять лет. Ребятишек мать Варвары к себе взяла. Та­кую весть мне старший сынок сообщил. Нарушил запрет бабушки.

В небе закурлыкали журавли. Птицы летели неровным углом.

-  Еще не совсем тронулись. Привал устроят на дальнем озере, - проводил взглядом старик улетающую стаю.

-  Варвара Михайловна весь срок отбыла?

-  Нет. Только два года. Но и за это время хватило испытать горь­кого до слез. Но так и не узнали - кто ей помог.

-  Может, под амнистию попала? - предположила Вера.

-  Нет. Реабилитировать начали спустя много лет. Челобитную писали колхозники. Подписались все, несмотря на запугивание пред­седателя. И мне случай представился. Третий орден заработал. Ну, я, как герой, в командирскую землянку подался. А там из штаба на­чальство было. Выслушали меня. И, видимо, помогли.

Через пару месяцев Варвара мне уже весточку из дому послала. В ней немножко намекнула - где «гостила». А жизнь там, по ее опи­санию, рай. После войны призналась, что без ног чуть не осталась. Нарывы замучили. Спас волчий табак.

- Растение? - поинтересовалась Вера.

-  Пыльца гриба-дождевика, присыпать на больное место - рану быстро затягивает.

-  Никите надо попробовать, - обрадовалась Вера.

-  Я ему плечо обработал. Заживет у парня до свадьбы. Сегодня еще грибов сорвал.

-  Он был у вас?

-  Никита у нас гость частый. Ночевать пока домой ходит, - ус­мехнулся старик.

-  А я думала, он друзей навещает.

-  Не смущайся, Вера Ивановна. Ребенок у Юли от вашего Ники­ты.

-  Как от Никиты?

-  Юлька скаталась к нему в Моздок. Вот теперь и катает коляску. Они быстро Андрея смастерили. Что, ошабурил, Ивановна? Свали­лась невестка да еще с приданым, Богом данным.

-  Как снег на голову, - призналась Вера, - почему Юля нам ни­чего не объяснила? Мы что, не люди?!

-  Постеснялась. А Алексей узнал, когда из госпиталя вернулся.

-  Все всё знают, одна я - ничего.

-  Сейчас, Ивановна, они тебе сюрприз готовят. То в лес и спро­вадили. Юля с Андрюшей к вам жить перебираются. Ступай, ждут тебя.

-  Может, вместе, Матвей Ермолаич?

- Я еще посижу. Подышу благодатью. Кто знает, бывать ли еще... Мы завтра с Варей наведаемся.

Ее ждали. Маленький Андрейка сидел на плече у Алексея, весе­ло поблескивая васильковыми глазками. Карапуз вертелся и стучал по груди Алексея полными ножками.

«Как он похож на сына!» - чуть не вырвалась у Веры. Смущен­ные Никита и Юля держались за руки.

-  Вера, мы хотим... - начал муж.

-  Я все знаю.

-  Благослови нас, мама, - попросил Никита.