На правах рукописи

Памятная нежность

    На моей памяти один вечер встречи с Бойковой в 1979 году. Готовили мы его с М. А. Федотовой для интерната средней школы. Людмила Всеволодовна читала М. Алигер, из своих стихов читала «Ивушку», стихи, посвященные Е. Старшинову, рассказывала о знакомстве с поэтом Виктором Боковым. В то время ее волновала поэзия Е. Евтушенко, особенно песня «Твои слезы»
Бойкова была человеком настроения, в конце 70-х годов она почему-то охладела к Ахматовой, которую раньше любила. Всегда очень ждала комплиментов. Помню, напечатали ее стихи «Небо по-осеннему беззвездно», после чего мы встретились на улице. Первые ее слова: «Ну, как мои стихи?». Я больше говорил о недостатках.
    Помню Л. Бойкову на вечере Б. Окуджавы в читальном зало центральной библиотеки, немного усталую, но привлекательную в светлом розовом платье. Помню ее и на первом вечере А. Г. Антоновой в 1982 году. Сожалею, что мы забыли предоставить ей слово. В те дни ее не печатали в районной газете, она очень переживала. К какому-то из библиотечных материалов мне удалось приобщить ее старое стихотворение «Откровение». Она принесла другие стихи, одно очень хорошее — о старой учительнице, к сожалению, потерянное.
    Прошло время. Я по просьбе О. Н. Гусаковской, консультанта областной писательской организации, отослал некоторые ее стихи для антологии Костромской поэзии в «Северную правду», где их недавно напечатали. Сейчас, листая старые подшивки и отбирая стихи Л. Войковой для возможной книги, все больше убеждаюсь, что у неё были настоящие стихи. Нерастраченная щедрость её раненого сердца может растрогать:

                            Спит заснеженный лес на ладони земной,
                            Соловьиное пенье сквозь сон вспоминая...

    Как тут не остановиться, не призадуматься над вечной тайной нашего бытия. Людмила Всеволодовна мечтала поступить на филологический факультет Костромского пединститута. По трудным семейным обстоятельствам этого не случилось. Потом уже, работая в Макарьевской восьмилетней школе, она хотела поступить учиться заочно. Но человеку, работавшему в то время в райсполкоме, нужно было трудоустроить свою жену, и Бойкову вновь перевели на начальные классы. Людмиле Всеволодовне удавались открытые уроки чтения, завучи ее ценили. Она писала поздравления к праздникам и стихи. При малейшей провинности все хорошее забывалось. В сельских школах, где она вела литературу и русский язык, не все складывалось. Личная жизнь учителя всегда на виду. Как-то она мне сказала: "Надо уезжать".
    Людмила Всеволодовна иногда выступала на сцене Дома Учителя. И даже имела эпизодические роли в спектаклях Народного театра. Летом она работала корректором в районной газете, - писала заметки. Была попытка написать новогодний рассказ. А.Ф. Горбунов не воспринял его. Не прижилась она в редакции.
    Обращалась за помощью к поэту Евгению Старшинову, который печатал ее стихи в "Северной правде" в 1970-м году. Первую книгу Бойковой хотела редактировать костромская поэтесса Светлана Степанова. Недоставало стихов о рабочем классе. Намечалось напечатать 80 стихотворений. Благим намерениям не суждено было сбыться при жизни Людмилы Всеволодовны.
    Один из одноклассников Бойковой, получив ее книгу "Откровение", писал своей сестре в 1993 году: "Какой же это светлый подарок: и Покша, и Унжа, и Анница - все родное, знакомое. Даже не верится, что эта неприметная девчонка смогла так написать".
    Сегодня читают Бойкову люди, не знавшие ее в жизни, и поражаются, как же она по сердцу пришлась. Землю эту любила беззаветно, преданно, крылато.
    Горькая оплошность Бойковой может быть в том, что небезопасно поэту выворачивать себя наизнанку, предавать огласке все то, что лежит на дне его души.
    Белла Ахмаддулина заметила:

                        "Твоя измена ей сподручней ласки,
                        Когда б он знал, прижав ее к груди,
                        Все, что ты есть, она предаст огласке,
                        На столько лет, сколь есть их впереди.

    Такова расплата за искренность.
    Друзьям Людмила вспоминается окрыленной, взволнованной, со светом радости в глазах. «Заснуть огорченной, проснуться влюбленной», — это как-будто про нее сказано. Так безоглядно и доверчиво могут жить только поэты. Предполагая разность понимания своей судьбы, Людмила Всеволодовна написала:

                        «Удивляйтесь мне, меня судите,
                        Мудрые читатели мои,
                        Но со мной, не старясь, так живите,
                        Чтобы в душах пели соловьи».

    Л. В. Бойкова, живя, старалась писать и любить искренне, именно поэтому ее стихи нравятся читателям. Одна из недоброжелательниц Бойковой откровенно признается: «Дочка моя все вырезки с ее стихами увезла с собой в город, где постоянно живет».
    Трудно поставить в рамки обычной жизни творческого человека. Художникам свойственно иногда искать счастье, даже идеализировать чувства, строить фантастические дворцы и не бояться быть за них в ответе. Не замечать обиды и наветы, а просто творить, как подсказало сердце. Говоря о поэзии русского лирика А. А. Фета, Л. Н. Толстой заметил: «Все, что есть прекрасного в жизни, поэт вкладывает в свой стихи, и оттого стихи его прекрасны, а жизнь дурна.». Я не сравниваю Бойкову с Фетом, но все великое начинается с малого. Лес с подлеском соседствуют.
    Попробую объяснить, почему трудно было издать Бойкову при жизни. Конечно, нужны были связи и партийная принадлежность.
    Поэта формирует среда. Людмила Всеволодовна писала в свободное от школьной работы время, иногда спешка мешала что-то додумать. Читать ее посмертную книгу будут по-разному. Возможны возражения — как всегда.
    Еще два слова о том, почему раньше не издали. Камерная, провинциальная лирика без фальшивого пафоса не устраивала. Не помогали, не поддерживали, не устроили — сколько запоздалых благих намерений. Опыт жизни подсказывает, что никто человеку не может помочь, если он сам не в состоянии это сделать. А. П. Чехов в письме к Суборину писал «Русскому человеку свойственно искать причины своих бед вне себя, а все наши причины внутри нас».
    Жизнь Бойковой была неустойчивой и необеспеченной. На скромную зарплату учительницы начальных классов многого себе позволишь. Всякое случайное счастье недолговечно. Наверное, ей хотелось и сыновей порадовать, и новое платье в праздник надеть, ведь она была красивая женщина. Как тут прожить без желания нравиться. Впрочем, что я говорю, откроем Цветаеву, может быть, она лучше объяснит тайну сердца поэта:

                        Пригвождена к позорному столбу
                        Славянской совести старинной,
                        С змеею в сердце или с клеймом на лбу,
                        Я утверждаю, что — невинна.

                        Я утверждаю, что во мне покой
                        Причастницы перед причастьем.
                        Что не моя вина, что я с рукой
                        По площадям стою — за счастьем.

                        Пересмотрите все мое добро,
                        Скажите — или я ослепла?
                        Где золото мое? Где серебро?
                        В моей ладони — горстка пепла!

                        И это все, что лестью и мольбой
                        Я выпросила у счастливых.
                        И это все, что я возьму с собой
                        В край целований молчаливых.

    Под этими бескорыстными цветаевскими стихами могла бы подписаться и Бойкова. Она была из тех бессеребреников, которые живут, не думая о завтрашнем дне. Будет день - будет и пища. И только так!
    Л. Бойкова писала о любви, о нежности, о сострадании. Услышим ее чуткий зов и поверим, что прощать все-таки достойнее, чем идти по следам угасшей несчастливой жизни и с упреком оценивать ее. Не страницы биографии остаются от поэта, а его стихи. Молодежь, по-моему, поймет нравственно все то, что нефальшиво, а идеального в мире так мало, — на всех не хватит. Хотя это и печальный факт.

А. Малышев


© 2014. Костромская областная писательская организация ООО "Союз писателей России". Все права защищены.