На правах рукописи

Елена Матвеева
[email protected]

Конь
Рассказ

     Федька, приподняв голову и тараща в темноту глаза, сражаясь изо всех сил с дремотой, оглядел комнату. По потолку тихо скользила робкая тень от горящей лампадки у икон в красном углу. Непроглядными чёрными глазами смотрела ночь в узкие оконные полоски внизу под занавесками. Поднялся, немного посидел на краю кровати, с замиранием сердца прислушиваясь к шорохам, и двинулся вон из избы. В сенях суетливо оделся, снял с гвоздя отцову телогрейку, куда заранее сунул краюху хлеба, баночку с льняным маслом, овечьи ножницы, скребок. Нашарил в темноте бадью и нырнул в темноту. В одно мгновение долетел до бани, судорожно переводя на ходу дыхание. Из кадушки "набулькал" бутылку щёлоку - мать им косы мыла - и побежал до амбара. За амбаром простиралось скошенное гумно и далее погост. Федьке надо было дальше на луг, через погост, и потому он прислонился спиной к брёвнам амбара, набираясь духа. Крестясь, поднял к небу голову, словно искал там поддержки, но вид тёмного неприветливого неба только усилил его страх.
     Вчера, читая книжку, насторожился, услышав в разговоре отца с дядькой Петей, отцовым братом, имя их коня.  Делая вид, что также прилежно читает, стал прислушиваться к разговору. Сначала ничего не понял, а когда дошло, похолодел от ужаса и чуть не закричал. Они совершенно спокойно обсуждали, как поведут коня после Покрова на колбасу. При этом смеялись, что колбаса, пожалуй, получится жилистая. Они говорили, что гриву Ястребку стриги не стриги, она растёт сразу колтунами. Хвост и вовсе пришлось обкорнать, и конь жестоко страдал от слепней, комаров и мух. Бока не нагуливались - корми не корми, а рёбра торчат. Да и видит вроде как на один глаз - на другом бельмо. С набатом в голове, пеленой перед глазами и больным урчанием в животе, Федька почти кубарем выкатился из избы, слыша вослед:
    -  Федьк, ты чего сынок?
Сидя в чапыжах, маясь животом, Федька рыдал в голос. Вдосталь наревевшись, мысленно наругавшись и наспорившись с отцом и дядей, он твёрдо решил, что спасёт Ястребка.
     Страх дышал в затылок неким живым существом, ползал ознобом по Федьке и дыбом поднимал все волосы, кои имелись. Дорожка через погост ему была хорошо знакома, и он, стараясь не смотреть по сторонам, ринулся вперёд. Только на секунду взглянул вдаль и тотчас зажмурился - впереди на фоне сине-фиолетового неба тёмным кособоким чудищем проглядывалась полуразрушенная часовенка. Над ней, как крылья зловещей птицы, трепыхались громадные ветви дерева.
     Ястребка увидел сразу и шёл к нему, уже ничего не боясь - об обратной дороге через погост старался не думать. Конь стоял стреноженным на луговине неподалеку от пруда и щипал траву. Почувствовав Федьку, поднял голову и повисшие уши, заржал. Услышав радостное ржание Ястребка, Федька готов был сам заржать в ответ. На ладони подал коню хлеб и умильно залыбился, когда тот мягкими губами его сгрёб.
     Стаскивая сухую траву, ветки кустарника с берега пруда, раздувая огонь в костре и ставя в него бадью с водой, не переставал разговаривать с конём:
  -  Ты, Ястребок, не трусись, это мне боязно, ознобно, а тебе што, тебе хоть бы хны будет. Я теплячком тебя намою, пошкрябаю посильней. Ты, уж, потерпи теперя. Придёт отец, а ты и прогарцуешь перед им. - То, что конь стреножен, слеп и слаб, Федька упускал.
     Ястребок косил на Федьку глазом, блестевшим от огня, хрумкал травой,  изображал мотание куцым огрызком хвоста. Обливая коня тёплой водой и щёлоком,  скобля его бока, Федька старался не обращать внимания на болячки, ссадины и потёртости на его шкуре. Ему это удавалось, но недолго – он всхлипом вздохнул и завыл. Ястребок поднял голову и заржал. Федьке почудилось ржание тревожным и это его доконало. Он зарыдал и, вытирая коня и намазывая его бока маслом, уже ничего не видел перед собой.
      Ранним утром, когда заря едва высветила узенькой розоватой полоской горизонт, на луговину за конём пришёл Федькин отец. Долго его рассматривал со всех сторон, недоумённо поводя плечами. Перемены, произошедшие с конём за ночь, привели его в замешательство. Они не сделали Ястребка лучше, наоборот, чётче вырисовались рёбра, а неряшливость гривы и куцость хвоста явственнее бросались в глаза. Конь был выскоблен, вымыт и намазан маслом. Из гривы выхвачены ножницами колтуны, а остатки жёстких прядей масляно блестели. На спину Ястребка была накинута телогрейка. Метрах в тридцати от коня у кострища на охапке сучьев, закидав себя травой для тепла, спал Федька. Отец крадучись к нему приблизился, присел на корточки. Федькино лицо было напряжённым, брови хмурились, губы шевелились.
  -  Эх, Федька! Чево ты уж так-то? Старой наш Ястребок. Набегался, наработался он на своём веку. Куды, уж, дольше-то, два веку не проживёшь.
      В конце августа в «лошадиный праздник» с Ястребком праздновать Федька напросился вместо отца. Выбрав из пёстрой ситцевой кучи тряпок лоскутиков  подлиннее, Федька повёл Ястребка к реке. Конь шёл медленно, вяло, понуро и только частое тихое ржание говорило Федьке, что он рад шагать вместе с ним. Федька то и дело поглаживал Ястребка по морде, шее, подносил кусочки хлеба на ладони. Конь останавливался, косил глазом на Федьку и, обдавая ладонь горячим дыханием, осторожно брал хлеб. У Федьки щекотало в носу, он заглядывал в конский лиловый глаз и от избытка чувств прижимался лицом к его морде.
      Сняв ботинки и закатав штанины повыше, Федька завёл Ястребка в воду. Побрызгал на морду, круп и спину. Конь был «умаслен», потому вода скатывалась с него крупными росинками. «Медведь лапу в воду опустил» - вода была холодная, Федьку начало мелко трусить. А может это от волнения – он понимал, что его появление вместо отца со старым конём не пройдёт незамеченным. Навязав бантов в гриву, приладив длинными лентами ситцевые яркие лоскутки к хвосту так, чтобы меньше была заметна его куцость, повёл коня к церкви в село, что находилась метрах в пятистах от их деревни. Впереди и сзади шли деревенские и тоже вели своих лошадей. Федька, стараясь не обращать внимания на косые взгляды и откровенный смех, ступал гордо, как если бы вёл под узды всем на зависть  горячего молодого жеребца.
     Пока совершался Торжественный молебен святым мученикам Флору и Лавру, пока окроплял священник лошадей святой водой, косые взгляды прекратились, и Федька ещё держался. Обратная же дорога для него стала пыткой. Он не мог не видеть, как плох и слаб его Ястребок, как спотыкается на ухабах, тяжело дышит – его бока ходили ходуном при самой тихой пешей ходьбе. Предательские слёзы выкатывались на щёки, и Федька незаметно их слизывал. Конь словно бы чувствовал свою «вину» и огорчение Федьки, шёл тихонько, пофыркивая.  
        Всю осень до Покрова Федька ни на минуту не отходил от коня. Мыл, чистил, поил, угощал лакомством – морковкой и посоленным хлебом, укрывал попоной в холодные утренние и ночные часы. Он вдруг стал часто ловить на себе внимательный взгляд отца. Сначала пугался этого, потом привык. Неделя прошла  после Покрова, Ястребок был на дворе по-прежнему, и Федька уверовал, что тогда он ослышался - вовсе и не про их коня рассуждали отец с дядькой.
          Федька проснулся от тишины. У печи постукивала чугунками мать, брякала ложка об миску – ела кашу сестрёнка, с улицы доносились голоса и лай собаки, но… была тишина. Свесил голову с печи, оглядел избу. Всё было так, но… не так. Кубарем скатился на пол, сунул ноги в валенки, схватил с гвоздя телогрейку и кинулся на двор. Ястребка не было. Выскочил на улицу, закашлялся, хватанув морозного воздуха, и рванул за околицу. Бежал, не останавливаясь, долго, сам не зная куда. Он давно понял, что произошло – на выпавшем снегу от их двора за околицу было два следа: коня и отцовских сапог.
Но не хотел верить. Ему казалось сейчас самым важным - бежать. И он бежал, пока не пришли слёзы, обильные, горячие. Он не вытирал их, они, обжигая, размазывались ветром по лицу и пропадали где-то у него за спиной.
     Федька опустошённый – и силы, и слёзы иссякли, примостился на поваленном дереве на краю дороги. Он увидел отца не сразу, а когда тот был уже рядом. Отец остановился, виновато глядя на Федьку из-под бровей, развёл руки в стороны: «Сыыын…». Федька поглядел ему в глаза, перевёл взгляд на руку – там была уздечка.
И Федька снова побежал. Он хватал, грыз, глотал и снова выплёвывал ледяной воздух, падал, поднимался и снова бежал – только бы не видеть… не слышать… не видеть… не ощущать…
     Не видеть лиловый взгляд Ястребка, не ощущать его горячего дыхания на своём лице и ладонях, не «вдыхать» крепкого конского запаха, не слышать тихого ржания…
     Федька бежал. Бежал из детства, в неизвестную и пока ещё непонятную жизнь взрослых.




© 2013. Костромская областная писательская организация ООО "Союз писателей России". Все права защищены.